Балет Крепкий орешек (Архив 1991 г.)

Балет “Крепкий орешек“ Режиссер: Mark Morris / Mарк Моррис Премьера - 12 января 1991 Theater Royal-де-ла-Monnaie , Брюссель, Бельгия Композитор - П. И. Чайковский Костюмы - Мартин Pakledinaz Художник по свету - Джеймс Ф. Ingalls Декорации - Adrianne Lobel В ролях: Clarice Marshall ... Marie Marianne Moore ... Fritz / Russian / Party Guests / Snow Flowers Tina Fehlandt ... Louise / Princess Pirlipat / Party Guests / Snow Flowers Barry Alterman ... Dr. Stahlbaum / King Peter Wing Healey ... Mrs. Stahlbaum / Queen Kraig Patterson ... Housekeeper / Nurse / Party Guests / Snow Flowers Rob Besserer ... Drosselmeier По мотивам сказки Гофмана “Щелкунчик и мышиный король“. Марк Моррис в своем балете “Крепкий орешек“ посвятил начало второго акта “Шелкунчика“ Чайковского этому сюжету сказки Гофмана. Необычайно интересно сделаны сценические “разводы“ исполнителей, массовые танцы. Танцевальная группа Марка Морриса (Mark Morris Dance Group) — тоже внимателен к детям и проводит летом занятия в шотландских хореографических школах. Но на фестиваль они привезли совсем другого “Щелкунчика“, и даже называется он иначе: “Крепкий орешек“ — “The Hard Nut“ (напомним, что английское название балета Чайковского — “Nutcracker“). Если верить театральной легенде, идея этой постановки родилась в конце 1989-го и принадлежит Михаилу Барышникову, который заявил, что хотел бы станцевать в “Щелкунчике“ маленькую девочку Клару. Моррису мысль понравилась, и он обратился к знаменитому автору “ужасных“ комиксов Чарлзу Бернсу (Charles Burnes) с просьбой оформить спектакль. Ровно через два года состоялась премьера “Орешка“. Правда, Михаила Барышникова на сцене не было, а девочку Клару звали Мари — как у Гофмана. Именно к сказке Гофмана и вернулся Марк Моррис — он убежден, что она куда страшнее и сильнее, чем либретто. Но действие перенесено в 1960-е (годы детства самого хореографа, родившегося в 1956-м): пластиковая елка, пластиковая мебель, рок-н-ролл, негры, арабы, наркотики... Вместо обычных 35 исполнителей в балете Морриса всего 16. Партитура же Чайковского сохранена полностью. Но этот спектакль зрители увидят только под занавес фестиваля. А в первые дни была показана другая программа группы: несколько миниатюр на музыку старинных и современных композиторов. В свое время Моррис объяснил, что стал балетмейстером, потому что устал танцевать: будучи геем, трудно все время притворяться, что влюблен в партнершу. Но в своей новой программе он танцует сам, и больше всего в ней историй любви: от лирической “Кто-то пришел ко мне сегодня ночью“ (на музыку американца Стивена Фостера), исполняемой несколькими смешанными и одной мужской парой, до постмодернистской “Прекрасной ночи“ (на музыку Генри Перселла). Она начинается как ироничный парафраз “Видения розы“: женщина (химическая завивка, деловой современный костюм) засыпает после трудового дня, а в комнате появляется призрак. Его танцует сам Моррис, так же не похожий на Нижинского и впоследствии исполнявшего эту роль Лифаря, как его балет на творение Бакста — Фокина — Дягилева. Не прекрасный юноша, а лишенный романтического флера Дракула, простой американский вампир с картинок того же Бернса, Моррис, перед тем как умертвить партнершу, умудряется исчерпывающе прокомментировать свое отношение к классическому балетному наследию. Значения которого он, впрочем, никогда не отрицал. Комментарием к танцу-модерн стала “Контора“ — миниатюра в духе еще одной гостьи Эдинбурга, Пины Бауш, но с гораздо более тонким, чем в театре Вупперталь, пластическим и музыкальным рисунком (“Я не танцую под музыку, — настаивает Моррис, — я танцую с ней“). Марк Моррис — любимый персонаж фестиваля. Он приезжает сюда в четвертый раз подряд и утверждает, что с этим Эдинбургом у него роман. Надо полагать, не притворяется.