Чарльз Буковски. Про кота.

Он явился к моим дверям однажды вечером - мокрый, тощий, избитый, запуганный насмерть, белый, бесхвостый и косоглазый кот. Я впустил его и накормил. И он остался. Научился мне доверять. Но однажды приятель, подъезжая к дому, переехал его. Я отнёс к ветеринару то, что осталось. Ветеринар сказал: “Шансов немного, вот таблетки, его хребет переломан, но он был сломан и раньше и как-то сросся. Если он выживет, то никогда не будет ходить. Взгляните на снимки: в него стреляли, дробь осталась внутри. Ещё у него когда-то был хвост, но его отрезали“. Я забрал кота домой. Стояло жаркое лето, самое жаркое за много десятилетий. Я положил его на пол в уборной. Дал ему воды и таблеток. Но он не притронулся ни к еде, ни к воде. Тогда я обмакнул палец и смочил его губы и стал его уговаривать. Я не отходил от него ни на шаг и разговаривал с ним и нежно гладил его, а он в ответ смотрел на меня бледными голубыми косыми глазами. Шли дни. И вот он впервые сдвинулся с места. Он пополз на передних лапах (задние не работали). Добрался до своего лотка и залез в него. Я услышал трубы, возвестившие здесь, в этой ванной, и всему городу, о возможной победе. Я болел за кота — мне тоже досталось от жизни, не так как ему, но всё же не слабо. Однажды утром он встал на ноги, вновь упал и посмотрел на меня вопросительно...“Ты сможешь“, - ответил я. Он пытался снова и снова, вставая и падая несколько раз и наконец, смог сделать десяток шагов. Он шатался, как пьяный, задние ноги никак не хотели идти, он снова упал, отдохнул и опять поднялся. Остальное вы знаете: сейчас у него всё в порядке. Он косоглаз и почти беззуб, но кошачья ловкость вернулась, и это особое выражение глаз никуда не делось. Когда я даю интервью, меня спрашивают о жизни и литературе, а я напиваюсь, сгребаю в охапку моего косоглазого, подстреленного, перееханного, обесхвощенного кота и говорю: “вот, взгляните“ но они не понимают и переспрашивают: “Вы говорите,на вас повлияла проза Селина?“ “Нет!“ — я поднимаю кота. “На меня влияет то, что происходит! Например, вот это! Вот это! Вот это!“ Я потрясаю котом и поднимаю его к потолку в этом прокуренном, пьяном свете, но он спокоен, он понимает... И на этом все интервью заканчиваются. Но иногда я всё-таки горд, когда вижу картинки в журналах. Вот это я, а это - мой кот, на фотографии вместе. Он тоже знает, что это ничто, но всё-таки иногда от этого легче.