Показ фильма Александра Миндадзе «В субботу»

** Если мы хотим перестать беспокоиться и начать жить, нам надо погрузиться в наиболее естественную для нас среду — среду конца света. ** 10 / 02 / 2011 Новый фильм Александра Миндадзе «В субботу» почти наверняка станет фаворитом Берлинского фестиваля, хотя, боюсь, в основном благодаря теме (Чернобыль до сих пор входит в джентльменский набор среднего европейца, интересующегося Россией: Перестройка, Чечня, Политковская, Ходорковский, национализм — любой разговор на эту тему, вне зависимости от его содержания, вызывает обострённый и довольно примитивный интерес). Между тем эта картина — вторая режиссёрская работа Миндадзе после дебютного «Отрыва» — интересна главным образом не обращением к одной из самых загадочных советских катастроф и даже не киноязыком: по сравнению с «Отрывом» эта работа менее радикальна, и хотя от зрителя по-прежнему требуется напряжённое всматривание в кадр и вслушивание в лаконичную полувнятную речь персонажей, это, в общем, понятный фильм, не сложней «Армавира». Гораздо более неоднозначна его мораль: Миндадзе, наконец, проговорился о том, почему он всю жизнь пишет и снимает только о техногенных катастрофах или, на худой конец, о транспортных происшествиях. (Бывают исключения, в основном это работы на заказ, — «Весенний призыв», «Космос как предчувствие», «Миннесота», но в любой истории, рассказанной Миндадзе, чувствуется слом времён, Апокалипсис. И особенно остро он чувствуется там, где, казалось бы, ничего подобного не происходит, — в «Охоте на лис» или «Плюмбуме»). «В субботу» — чрезвычайно лаконичная история о том, как комсомольский вожак из Чернобыля, крепкий малый по фамилии Кабыш (Антон Шагин), узнает об аварии на станции, после чего пытается сбежать, захватив бывшую возлюбленную, солистку ансамбля, лабающего в припятском ресторанчике (сам герой тоже когда-то пел в местном ВИА, а потом, пойдя по комсомольской линии, активней прочих стал бороться с былыми единомышленниками). Из бегства ничего не выходит: подруга не понимает всей серьёзности внезапной угрозы или не хочет понимать; скорей всего, бегство не в её природе. Светлана Смирнова-Марцинкевич играет её замечательно: перед нами, что называется, «простая, здоровая русская девка», по определению Блока, но есть в ней роковая и постоянная готовность к худшему, отсутствие страха, потому что это худшее с рождения осознаётся как неизбежность, и даже, страшно сказать, как норма. По ходу дела Кабыш идёт с ней в ресторан, где она собирается петь на свадьбе его приятеля, и неожиданно для самого себя отыгрывает несколько партий в родном ВИА. Сначала ему очень радуются, а потом как следует вламывают; замечательно точно поймана у Миндадзе готовность оказавшихся в экстремальной ситуации людей сначала обниматься, потом драться, потом бухать, рыдать, хохотать — и всё с равной вероятностью. Но это было уже и в «Отрыве», и, страшно вспомнить, в «Поезде». Интересно иное — только в «Субботе» проступила тайная убеждённость Миндадзе в том, что истинным сюжетом, нормальным фоном советской жизни всегда была катастрофа, что только в её присутствии советский человек дорастает до своего подлинного уровня. Именно в этот момент на поверхность выходят отнюдь не отвратительные прозаические инстинкты, а давняя и вечная общинность, солидарность, готовность к подвигу или гибели — в общем, становится интересно. В остальное время неинтересно — вспомним презрительное, едва ли не брезгливое изображение быта в том же «Повороте», «Охоте», «Слуге». И советские начальники — эти знакомые нам по «Слуге» «волки» — в экстремальные минуты обретают некое подобие величия, как обкомовец с его бурым ядерным загаром на мосту через Припять в первые минуты картины. Финал фильма — поездка героев в самое пекло вместо планировавшегося бегства — не составляет особенной тайны: он, в общем, предсказуем, да и сценарий был напечатан. В Светлане Марцинкевич вдруг проступает — точно как в упомянутой блоковской Катьке — уже не «простая русская здоровая», а инфернальная и роковая женщина, второй лик общей нашей Родины-матери (есть в картине ещё и третий лик — бухая беременная новобрачная, сонная, сомнамбулически танцующая в обнимку с Кабышём и мужем; да, и такой, моя Россия…). Ценность кино Миндадзе прежде всего, в том, что оно заглядывает в будущее, провидит там скорое возвращение к более трезвому восприятию жизни и отучивает видеть в ней только катастрофическое. Если мы хотим перестать беспокоиться и начать жить, нам надо погрузиться в наиболее естественную для нас среду — среду конца света. Всё, что мы делаем в обычное время, выглядит очень уж подло и несимпатично, а в канун Чернобыля у нас всё получается. Кабыш ведь не просто возвращается к себе — он заново обретает любовь, среду, смысл и, страшно сказать, надежду. ** Миндадзе снимает и пишет метафизическое кино, в котором метафизика вырастает из почвы. **