Евгений Евтушенко - Присяга простору

Читает автор Могила де Лонга с вершины глядит на гранитную серую Лену. Простора — навалом, свободы, как тундры,— не меряно, и надвое ветер ломает в зубах сигарету, и сбитая шапка по воздуху скачет в Америку. Здесь ветер гудит наподобие гордого строгого гимна. На кончике месяца, как на якутском ноже, розовато лежат облака, будто нельмовая строганина, с янтарными жёлтыми жилами жира заката. Здесь выбьет слезу, и она через час, не опомнившись, целёхонькой с неба скользнёт на подставленный пальчик японочки. Здесь только вздохнешь, и расправится парус залатанный, наполнившись вздохом твоим,— аж у Новой Зеландии! Здесь плюнешь — залепит глаза хоть на время в Испании цензору, а может, другому — как братец, похожему — церберу. Здесь, дым выдувая, в двустволку тихонько подышишь, и юбки, как бомбы, мятежно взорвутся в Париже! А руку поднимешь — она над вселенной простёрта... Простор-то, простор-то! Торчит над землёю, от кухонных дрязг обезумевшей, над гамом всемирной толкучки, всемирного лживого торга бревно корабельное, будто бы пёрст, указующий, что смысл человеческой жизни в прорыве к простору — и только! Дежнёв и Хабаров, Амундсен и Нансен, вы пробовали уйти от всего, что оскоминно, тинно, пристойно. Не знали правительства ваши, что были вы все верноподданные особого толка - вы верными были простору. С простором, как с равным, вы спорили крупным возвышенным спором, оставив уютные норы бельмастым кротам-червеедам. Лишь тот, кто себя ощущает соперником равным с простором, себя ощущает на этой земле человеком. Мельчает душа от врагов «правоверных» — до ужаса мелких. О, господи, их побеждать — это даже противно! Для «неправоверных» простор — это вечная Мекка. С ним драться не стыдно. Он сильный и честный противник. Обижены богом скопцы, что дрожат за престолы, за кресла, портфели... Ну как им не тошно от скуки! Для них никогда не бывало и нету простора. Они бы его у других отобрали,— да коротки руки! Диктатор в огромном дворце, словно в клетке, затюканно мечется, а узник сидит в одиночке, и мир у него на ладони. Под робой тюремной в груди его - всё человечество, под стрижкой-нулёвкой - простор, утаённый при шмоне. Убить человека, конечно, возможно... Делов-то! Простор не убьёшь. Для тюремщиков это прискорбно. Простор, присягаю тебе! Над могилой де Лонга, припав па колено, целую гудящее знамя простора. 1967