вот в чём трагедия — не отчуждаются в жизни только вещи и травмы, больше нечего, да и то сломать можно первые, двинув покрепче правой, а вторые как-то залечивать. всё остальное живёт не дольше, чем пакет молока на столе забытый. ты героя берёшь напрокат, чтобы подвиг потом потерять в потоке пустых событий, где ты к дивану прилип, и втыкаешь в телик, и тревожишься по мелочам. пара дней и уже не уверен — ты кого-то действительно спас или просто во сне кричал. пара дней и уже не уверен — чей рукой был написан текст. только множишь свои потери в безуспешных попытках понять кто ты есть. щупай прошлого хвост и найдёшь нужный срез, где в себе себя не узнаешь, даже если предельно трезв. ну скажите, кто этот парень, из какой он слинял коммуны? два стула в домашнем баре скрипят по паркету шумно, разливается кофе по кружкам, кто-то курит, молчание жутко громкое. всё, пора выходить наружу, и плевать, если буря нас как обрывки бумажек скомкает. где-то там будет страшно и больно, но сейчас о меня хоть чугунные прутья гни, как свинцом заправляют обойму, я в себя заряжаю цитаты из старых книг. сохранить бы себя таким, без сомнений, слегка безумным, как написано в дьюма-ки, даже если в себя не верю, говорю «я смогу» сквозь зубы. и решаю жить только так, ведь иначе врастёшь в кровать и сольёшься в одно со своим нытьём. быстро множится пустота, и нужно как пёс от цепи бежать, чтобы быть быстрее её.
пусть буря растреплет душу как старый свитер, если у меня ещё есть душа. прижгу свои раны, пока вы все спите, но не замедлю шаг.
никогда не замедлю шаг