“...В этот раз водитель слушал какое-то разговорное радио. В основном говорил мужчина и иногда вступала женщина. Голос мужчины мне показался знакомым. Водитель сообщил, что это Сергей Доренко. А я его не слышал с тех самых пор, как он исчез с телевидения. И не видел его с тех самых пор. Радио не показывает...
Всю дорогу я не мог оторваться от того, что слышал. Я даже попросил сделать погромче. Через полчаса прослушивания той программы у меня сложилось ощущение, что приёмник автомобиля, в котором я ехал поймало радиопередачу из ада. Если в аду есть радио, то я его и слышал. А от этого, согласитесь, сложно оторваться.
Доренко — человек, если, конечно, он ещё человек, поразительный! Всё, что он говорит, это какое-то глубокое и тёмное зло, даже если он говорит и формулирует то, с чем я в принципе могу согласиться. Но сама интонация, сам способ сообщения и высказывания... Он, конечно, является каким-то предельным в своей профессии человеком (повторюсь — если, конечно, он человек). В нём журналистика доходит до своей высшей формы. То есть, когда нет ничего, что могло бы остановить журналиста от высказывания своего мнения. И не важно, выстрадано это мнение или оно просто сиюминутно сорвалось с языка.
Два с половиной часа Доренко рассуждал о страшном убийстве в семействе Барановых и говорил о митинге, который был посвящён закону Димы Яковлева. При этом, он рассказал, как он прекрасно отдыхал на Бали, рассказывал о своей машине, припомнил по ходу массу на его взгляд забавных эпизодов, в которых участвовали разные люди, которых, в основном, он называл не иначе как придурками и кретинами. Ему нравится слово «кретин» и он очень аппетитно его произносит. К концу моей поездки, то есть, к тому моменту, как я доехал-таки до аэропорта, Сергей Доренко договорился до такого, что я уже ничего не мог понять. Я только понимал, что я слышу голос из ада. Только в аду могут быть такие представления о человеческой природе и о человеке вообще.
После того, как я вышел из машины у меня ещё долго гудело в ушах...“