У нас с Шебой как-то возник спор о детях...

Я знаю людей, которые искренне задолбались жить одни. И людей, которые искренне задолбались жить в семье. И они страшно друг другу завидуют. А у людей с нарциссическим компонентом, наверное, вообще прививка от чувства одиночества. Потому что у них очень глубокий и широкий внутренний фантазийный мир. И они очень классно умеют закружить вокруг себя других людей. У нас с Шебой как-то возник спор о детях. Речь шла о моей скорой пенсии, и я, помнится, пошутила насчет надвигающегося одиночества. — Не надо так говорить, Барбара, — попросила Шеба. Горечь на ее лице была неподдельной, но я все равно оскорбилась, решив, что Шеба затыкает мне рот. — Почему же? Это ведь правда. Я стара, безобразна и бездетна; мужа нет, друзей единицы. Если бы у меня был ребенок… — Чушь! — на изумление грубо отрезала Шеба. — То есть как это — чушь? Вы меня даже не дослушали… — Зачем? Я и так знаю продолжение: вы сказали бы, что с ребенком ваша жизнь обрела бы смысл, чего-то стоила бы и всякое такое. Да ничего подобного! Это миф, Барбара. Дети много чего приносят в вашу жизнь, но только не смысл. — Разве? Сами подумайте, Шеба, после вашей смерти останутся Бен с Полли, а после моей смерти?.. Никого. Шеба засмеялась. — По-вашему, значит, в детях — мое бессмертие? Дети, знаете ли, — это не я. И если жизнь бессмысленна, то, рожая детей, мы продлеваем бессмысленность… — Но ведь я одинока в этом мире, Шеба. Как вы не понимаете? Она пожала плечами: подумаешь. Семейные люди обычно капитулируют перед летальным фактом твоего одиночества; это тот козырь, который я приберегаю для окончания дискуссии, и потому удивилась железному сопротивлению Шебы. — Одиночество — не самое страшное, что может случиться с человеком, — сказала она. — Забавно, не правда ли, — парировала я, не на шутку разозлившись, — что такое мнение высказывают исключительно люди, которым одиночество неведомо!