Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!
Наказание. Оно было так незыблено, казалось таким призрачным ввиду гуманной и глобальной цели. Ввиду силы. Потому что Наполеон. Все имеет две стороны, и роман не исключение, здесь – преступление и наказание. И хотя последнее начинается уже в сам момент преступления, уже когда сама мысль такая пришла в голову, уже тогда наказание посещает Раскольникова.
Теория мальчонки была (на удивление) простой: быть хладнокровным. Но даже «сохраняя» трезвость, он не взял цели: прихватывал колечки, побрякушки, копейки. Но мысль она этим и страшна, что без воли – становится действием. Потом было убийство Лизаветты, оно было незачем, но оно произошло. И вот уже тогда жизнь студента стала на тропу невыносимости.
Сверхчеловек оказался слишком уязвимым, потому что не лишен человечности. Преступление неоднозначно, наказание неоднозначно тоже... Посмотрим?