Владимир Ашкенази Сергей Рахманинов этюды-картин для фортепиано. 19161917., 1,2,3,4,5,9 1985

Владимир Ашкенази Сергей Рахманинов этюды-картин для фортепиано. 1916—1917., . 1,2,3,4,5,9 1985 Трек лист Etude Tableau Op. 39 No. 1 Etude Tableau Op. 39 No. 2 Etude Tableau Op. 39 No. 3 Etude Tableau Op. 39 No. 4 Etude Tableau Op. 39 No. 5 Etude Tableau Op. 39 No. 9 Этюд-картина № 1 до минор, открывающий , воплощает образ свирепого морского шторма, сквозь который прорываются сигналы бедствия. Разъяренные волны начинают причудливую злобно-насмешливую игру, и затем кажется, будто в грозный тяжеловесный пляс пустились сами морские глубины. Из этого пляса вырастает агрессивный марш злых сил, стремительный напор которого, однако, пресекается волевым кадансом Название этюда-картины № 2 ля минор “Море и чайки”, подтверждает его тесную связь с “Островом мёртвых”. Это - некий мёртвый штиль над морем скорби. В этюде преобладает фигурационное изложение, пронизанное интонациями Dies irae, близкими скорбным причетам в русском мелосе. А по обе стороны медленно колыхающегося фигурационного фона очерчивают широкое пустое пространство интонации птичьих вскриков - стонут чайки Яростное стихийное бушевание в этюде-картине № 3 фа диез минор, интонационно связанном с вагнеровским “Заклинанием огня“ из “Валькирии“ и “Шехерезадой“, напоминает ночной ураган с тревожным полыханием частых зарниц, зловещим танцем огненных искр и затухающим под конец призрачным мерцанием. Сквозь романтическую красоту стихийного бушевания проступают образы злых сил, то маскирующихся в недоброй скерцозной игре, то дерзко устремляющихся на приступ Этюд-картина № 4 си минор - оригинальнейшее русское песенно-лирическое скерцо, посвящённое теме русской дороги, проникнутое помыслами о судьбах Родины. Зачин пьесы - энергичный размах-разбег (родственный началу Проводов масленицы из “Снегурочки“ Римского-Корсакова), превращающийся в призывный, настораживающий звон колокольчика. Удалой бег завершается грозным лихим приплясом, а мотивы устремления вдаль исчезают где-то в сумрачной мгле При звучании следующего этюда-картины № 5 ми бемоль минор, который можно смело назвать русской Аппасионатой, возникает впечатление, будто всё вокруг затопила бушующая стихия, всё небо заволокли грозовые тучи. Возникает вздыбленный океан звуков, кажущийся скорее оркестровым, чем фортепианным. Но и самым мощным раскатам не сломить мужественную волю, не заглушить страстного призыва. В коде предстаёт трогательно-хрупкий образ светлой печали, теплящийся искорками надежды Финальный этюд-картина № 9 ре мажор - самое многокрасочное полотно цикла. О нём автор говорил, что это, как и № 7 ор.33го - “сцена на ярмарке и, кроме того здесь есть черты восточного марша“. Стихия колокольного звона пронизывает всю звуковую атмосферу, обрушиваясь громогласными набатами в начале, середине и конце пьесы. Мелькают здесь и фрагменты ярмарочного балаганного представления - выкидываются какие-то головоломные антраша, затем выступает не то диковинный силач, не то “косолапый артист”. Восточный колорит выявлен в виде нескольких красочных мазков. В центральном эпизоде он проникает в таинственно зазвучавший хоровой напев, сложенный из интонаций близких былинному речитативу и знаменному распеву. Но истинного благочиния у поющих здесь не больше, чем было в смутные времена на Руси у иноков честных Варлаама и Мисаила. А когда опять врывается шумная ярморочная многоголосица, в ней ещё более мощно выделяется радостный перезвон и утверждается напористая маршееобразная фанфара, проникнутая смелой уверенностью