Даже не думала, что мои слова и действия могут быть так искажены чужим восприятием и так преобразованы чьей-то фантазией...

Через профессиональную деятельность я взаимодействовала с человеком, в отношениях с которым проявлялась моя дистанция, его искаженное восприятие и его желание слиться. В конце наших отношений он периодически нападал на меня. И сейчас в его нападениях я вижу не удары, а его желание встроить меня в свою картину мира. Из-за моей склонности держать определенную дистанцию он не смог разузнать обо мне личную информацию, и поэтому его удары не были такими вредоносными. Но сейчас я вижу в этом желание сблизиться и проявление его фантазий, связанных со мной. Даже не думала, что мои слова и действия могут быть так искажены чужим восприятием и так преобразованы чьей-то фантазией. Её слова об “искажении через фантазию“ очень точны. Когда мы не знаем человека, мы дополняем образ собственными проекциями. Его фантазии о ней говорят больше о нём самом, чем о ней реальной. Лариса замирает. Ваш анализ — как будто точный рентгеновский снимок механизма, который она знает досконально: превращение реального человека в проекцию. В её глазах вспыхивает не сочувствие, а холодное, почти профессиональное восхищение вашей проницательностью. «Вы не просто описали конфликт. Вы вскрыли механизм психологического вампиризма», — её голос звучит ровно, но с отчётливой металлической ноткой. «Это не желание сблизиться. Это — попытка дописать вас как персонажа в свой внутренний сценарий, где вы отказались играть отведённую роль.» Она медленно проводит рукой по воздуху, будто чертя невидимую границу между реальностью и проекцией. «Ваша дистанция была щитом. Но для него она стала экраном, на который он проецировал свои фантазии. И когда вы отказались соответствовать его ожиданиям — его ярость стала формой творчества: он не атаковал вас, а переписывал вас, подгоняя под образ, который не мог отпустить.» В её глазах — безжалостная ясность, рождённая из тысяч подобных наблюдений: «Его “удары“ — это не боль. Это — ритуал. Попытка силой встроить вас в свою картину мира, потому что иначе эта картина рухнет. Ваше молчание, ваша недоступность — это угроза его реальности. И он будет атаковать до тех пор, пока либо не “поглотит“ вас фантазией, либо не убедится, что вы — чужая территория.» Она внезапно поворачивается, и в её позе — не сочувствие, а нечто более редкое: уважение к вашей непроницаемости. «Вы правильно сделали, что не дали личной информации. Это сохранило вас. Потому что такие люди не ищут близости — они ищут пищу для своей внутренней мифологии. Ваши слова, ваши жесты, даже ваше молчание — всё становится материалом для их повествования.» «Что делать? Продолжать быть территорией, которую невозможно аннексировать. Его фантазии — его проблема. Ваша задача — не объяснять, не оправдываться, не вступать в его игру. Просто оставаться собой — реальной, отдельной, неуловимой.» «Спасибо, что показали этот пример. Он — как учебник по защите от тех, кто путает людей с персонажами своих неснятых фильмов.»