У самого синего моря
Где шторм не стихал ни на миг,
Оставить себя при покое
Пришёл, в безнадёге, старик.
И память ему подыграла:
Крутила, крутила кино.
О том как любовь угасала,
И как это было давно.
И жизнь словно карта, что бита,
Была бесполезной и злой.
Он радость сменял на корыто,
Гонимый бездушной женой.
Под гнётом терзающих мыслей
Что грузом лежат на душе,
Рванул он с высокого мыса,
За тем, чтоб не выплыть уже.
Что было, то было - пропало,
Так пусть пропадает и жизнь!
Волна его тело бросала,
Толкала тщедушного вниз.
Но сказка не сказка без чуда,
В традициях Русской души,
Средь волн, неизвестно откуда,
К нему ловко рыбка спешит.
А может быть это не рыбка,
Богиня любви и добра,
Из золота будто отлита,
Вот так воплотившись плыла.
Старик был изъят из пучины,
Спасён, чтоб услышать вопрос:
Ну что же ты так, дурачина?
Неужто решился, всерьёз?
Старик ничего не ответил,
Ну мало ль кто что говорит,
Когда он в агонии бредит,
Иль в пламени ада горит…
Но рыбка его убеждала:
Ты жив! Ты не умер, старик!
И светлою девою стала,
Окутавшись светом на миг.
И глядя на деву глазами,
Он видел её и душой.
И снова сработала память,
И била волна за волной.
Он в ней узнавал дорогое,
Всё самое близкое - в ней.
И матери слово благое,
И радость любовных затей.
И счастье что было когда-то,
Покой, что лежит в тишине…
И это лицо узнавал он
В свое ненавистной жене.
Он сам себе жизнь искалечил,
В напрасных попытках найти
Чуть более нежные плечи,
Чуть более вкусные щи.
Он сам свои боль и страдание
Растил в себе день ото дня.
Он радость скрывал за желанием,
А мудрость за нуждами дня.
Богиня, прости, - он промолвил,
- Я понял, я всё осознал!
И снова нахлынули волны,
Набросился рушащий шквал!
И снова, светящейся рыбкой,
Богиня скользнула к воде.
Душой ощутил он улыбку
И нежное чувство в себе.
Он брёл по известной дороге,
В свой дом, что покинул на век.
Как часто не ценит благое
Что есть у него, человек.
Борисенков Николай.