Булат Окуджава. До свидания, мальчики.

Написано в 1958 году. Посвящено Б.Балтеру. Использована в одноимённом фильме «До свидания, мальчики» (1964) по повести Балтера. Этот характерный для периода оттепели фильм впоследствии демонстрировался с цензурными сокращениями, а после эмиграции режиссёра в Израиль (1971) и вовсе был запрещён к показу в СССР. В полном авторском варианте он дошёл до зрителей в конце 80-х: Песни в исполнении автора: Окуджава: «Мне очень нравятся мои стихи, пока я их пишу… Потом вижу, что меня снова постигла неудача… Бывает, через день или позже стихотворение хочется напеть. Все происходит спонтанно. Песня — это скорее мое хобби. Я выхожу на сцену, чтобы общаться с людьми, а певцом или артистом себя не считаю» (из интервью 1996 г.) «Когда я отправился на фронт, во мне бушевала страсть защищать, участвовать, быть полезным. Это был юношеский романтизм человека, не обремененного заботами, семьей. Я не помню, чтобы простой народ уходил на фронт радостно. Добровольцами уходили, как ни странно, интеллигенты, но об этом мы стыдливо умалчиваем до сих пор. А так война была абсолютно жесткой повинностью». «На фронте были свои достоинства: какая-то раскованность, возможность сказать правду в лицо, себя проявить, было какое-то братство. И все, пожалуй. Война учила мужеству и закалке, но закалку и в лагере получали. А в основном это был ужас и разрушение душ». «Войну может воспевать либо человек неумный, либо, если это писатель, только тот, кто делает ее предметом спекуляции. И поэтому все эти повести и романы наших военных писателей я не могу читать, я понимаю, что они недостоверны. Редко кто бывал достоверным. Люди придумывали свою войну и себя в ней». __ “— Почему в одной и той же песне у Вас могут быть разные мелодии и слова? — Это происходит оттого, что я не записываю нот, я их просто не знаю. И в зависимости от моего настроения, от гитары, от аудитории меняется и песня, ее мелодия и слова. Поэтому популярные песни у меня существуют в нескольких вариантах. Иногда мне хочется исполнить один вариант, иногда другой. Я не могу каждый раз исполнять одно и то же, мне это неинтересно. [...] — Чем Вас привлек исторический роман? — Всё родилось якобы случайно. В начале 60-х я переехал в Ленинград, бродил по его улицам, а он весь — история, у каждого здания свой сюжет. Я стал искать нужные книги, появились какие-то образы, постепенно они оживали. Я профессионал и мое изучение истории выразилось в писании, сначала были наброски, попытки киносценария, а потом созрел и роман. Мне очень интересна история, особенно 19 век. Вероятно потому, что она еще не так далека от нас, чтобы выглядеть недостоверной, и не так близка, чтобы утратить загадочность. Сегодня я черпаю силы из истории. Я не склонен идеализировать прошлое, но считаю, что те понятия чести, благородства, порядочности, та вера, которые были в то время, утрачиваются нами с каждым днем все более и более. — Вы будете работать в этом жанре и в дальнейшем? — Десять лет назад я думал, что поставил точку, но недавно что-то начало вызревать. Это 19-й век, эпоха крымской войны и гражданской войны в Соединенных штатах. Я всегда делал то, что мне нравилось, в чем видел свое предназначение. Хотя было и немало трудностей. Меня долго не печатали, не давали выступать, но я все равно делал то, что считал нужным, в чем у меня была потребность. Я человек счастливый, потому что прошел через огонь, воду и медные трубы — и устоял, не сломался. Остался самим собой. А для литератора это самое важное. [...] — Вам не посчастливилось быть знакомым с Пастернаком, Ахматовой? — Только с Пастернаком и то, очень шапочно. Однажды я, начинающий поэт, напросился к нему в гости. Помню, я читал ему свои стихи, как теперь понимаю, абсолютно графоманские. Он меня не слушал, смотрел в окно, но и не перебивал меня. Когда я закончил читать, он спросил: «Что вас интересует?» Я сказал, что мечтаю поступить в литературный институт им. Горького. На что Пастернак сказал: «Молодой человек, литературный институт — это гениальное заблуждение Горького. На литератора нельзя выучить. У каждого писателя существуют свои «университеты» и «академии». — Могли бы Вы назвать, кто Вам близок из нынешних писателей? — Ф.Искандер — очень интересный прозаик и замечательная личность. — В Вашем творчестве есть мрачность и пессимизм, но при этом Вы очень веселый и жизнерадостный человек. Как это в Вас соединяется? — Я грустный оптимист. Я был воспитан на стопроцентном атеизме. Но моя жена — верующая. И она очень сожалеет, что я этого не принимаю. Я несколько раз пытался сбросить с себя это воспитание, но мне это не удалось. Хотя многие святые отцы церкви считают меня глубоко верующим человеком. Это каким-то образом натурально во мне существует. Хотя я ни от кого не скрываю, что к церкви отношусь очень скептически. Я не люблю невежественных священников, эту пышную мишуру службы… Другое дело — церковные песнопения, их я могу слушать сутками“ (